Купец Пуд Исподлобьев, окончив обед, отодвигал тарелку, утирал салфеткой широкую рыжую бороду, откидывался на спинку стула, ударял ладонью по столу и кричал:

— Чтоб они пропали, чертово семя! Чтоб они заживо погнили все! Напустить бы на них холеру какую-нибудь или чуму, чтоб они поколели все!!

Бледная робкая жена Пуда всплескивала худыми руками и, в ужасе, широко раскрывала испуганные глаза:

— Кого это ты так, Пуд Кузьмич?

Пуд ожесточенно теребил рыжую бороду.

— Всех этих чертей — французов, американцев и китайцев. Штоб знали!— Да за что же это ты их так?— Потому — иностранцы. Потому — не лезь.Он сладко улыбался.— У нас в городу француз булочный магазин завел… Взять бы ночью пойти да сдаля побить ему стекла каменьем. Стекло дорогое, богемское…— Да ему ж убыток? — задумчиво возражала жена.— Пусть. Зато и иностранец. Ха-ха-ха! Вчерась я итальянца, который с фигурами, встретил. Ты, говорю, такой-сякой, чтоб тебя градом побило, патент на право торговли имеешь? В церковь ходишь? Да по корзине его! Народ, полиция; с околоточным потом беседовал. Как в романе.Жена робко моргала глазами и молчала. Ей было жалко и француза булочника, и итальянца, но она сидела тихо, не шевелясь, и молчала.Через некоторое время купец Пуд Исподлобьев опять, сидя за обедом, судорожно схватился за свою рыжую бороду и стал кричать:— Чтоб вас небесным огнем попалило, чтоб вы с голоду все попухли, чтоб вас нутряной червь точил отныне и до века!!— Французов? — спросила жена. Пуд Исподлобьев ударил кулаком по ребру стола.— Нет, брат, не французов! Полячишки эти, жидята, татарва разная… Нет на вас, гадов, праведного гнева Божьего!!— Да они ж в России живут, — недоумевающе сказала жена.— Это нам безразлично — все равно! Не наши, черти!Он задумался.— Вытравить бы их порошком каким, что ли. Или пилюлей. Потому — иностранцы.Однажды учитель местной гимназии приехал к Пуду Исподлобьеву с подписным листом.— Что? — угрюмо спросил Пуд.— Не подпишетесь ли от щедрот своих? Страшное бедствие — голод, болезни, голодный тиф.— Где? — спросил Пуд.— В Самарской губернии.— Ходи мимо, учитель. Пусть дохнут от тифа! Так и надо.— За что? — изумился учитель.— Потому — мы рязанские, а они что? Самарцы. Не нашей губернии. Ходи мимо.— Да что вы такое говорите?! — ахнул учитель. — Разве они не такие же русские, как и мы?— Нет, — упрямо сказал Пуд. — Не такие. Не пожертвую. Будь еще наши, рязанские. А то какие-то иностранные люди — самарцы.— Да какие же самарцы иностранные?! Они русские, как и мы с вами.— Врешь ты, придаточное предложение! Русские, брат, мы — рязанцы!Учитель внимательно посмотрел на Пуда, покрутил головой и уехал.Сидели за чаем.— Человек пришел, — доложила кухарка. — В дворники найматься.— Зови, — сказал Пуд Исподлобьев. — Это ты, брат, дворником хочешь?— Мы.— А какой ты, тово… губернии?— Здешней. Рязанской.— Это хорошо, что Рязанской. А уезда?— Да уж какого ж уезда? Уезда мы Епифанского.— Вон! — закричал купец. — Гони его, кухарка! Наклади ему, паршивцу, по первое число.— За что ты? — спросила подавленно жена, после долгого молчания.— Иностранец.— Царица небесная! Да какой же он иностранец?! Наш же, рязанский.— Знаем мы. Рязанский — рязанский, а уезда-то не нашего. Иностранного. Этакий ведь чертяга, убей его громом…Если бы изобразить поведение купца Пуда Исподлобьева в виде спирали — было бы ясно, что он со страшной быстротой мчался от периферии к центру. Круги делались все уже и уже, и близко виднелась та трагическая мертвая точка, которой заканчивается внутри всякая спираль.На другой день, после изгнания дворника, к Пуду приехал во гости купец Подпоясов, живший от него через две улицы.Пуд вышел к нему и сказал:— Ты чего шатаешься зря! Гнать я решил всех вас, иностранцев, по шеям… Нет у меня на вас жалости!— Пуд Кузьмич! — отшатнулся Подпоясов. — Побойся Господа! Да какой же я иностранец?!— Бога мы боимся, — сухо отвечал Пуд. — А только раз ты живешь в другом фартале, на другой улице, то есть ты не более как иностранец. Вот вам Бог, вот порог… Иди, пока не попало…Спираль сузилась до невозможности.Пуду уже было тесно даже у себя дома. Он долго крепился, но, в конце концов, не выдержал…Однажды позвал жену и детей, злобно посмотрел на них и сказал:— Пошли вон!Жена заплакала.— Грех тебе, Пуд Кузьмич!.. За что гонишь?— Иностранцы вы, — сказал Исподлобьев. — Нету у меня к вам чувства, чтоб вы подохли!— Да какие ж мы иностранцы, Господи ж? Такие же, как и ты, — Исподлобьевы…— Нет не такие, — сердито закричал Пуд. — Не такие! Я Исподлобьев, а вы — что такое? Иностранцы паршивые… Вон с моих глаз!..В большом пустом купеческом доме бродил одинокий истощенный Пуд… Он уже не ел несколько дней, а когда жена из жалости приносила ему пищу, он бросал в нее стульями, стрелял из револьвера и яростно кричал:— Вон, иностранка!!Так он прожил неделю. К началу второй недели спираль дошла до своей мертвой точки, Пуд Исподлобьев увидел, что и он не более как иностранец…Висел три дня. Потом заметили, сняли с петли и похоронили.Хоронили иностранцы.

Аркадий Аверченко. «Национализм». 1910 г.
Иллюстрация: Борис Кустодиев. «Купец» (фрагмент). 1920 г.

http://izbrannoe.com/news/yumor/arkadiy-averchenko-o-natsion…