Нельзя не обратить внимания на то, что пресловутое «предательство элит» произошло на фоне глубоко укоренённого западнизма российского образованного слоя, так называемой интеллигенции. Не будь этого фона, даже не фона, а всей прозападной духовной атмосферы общества, которую неосознанно впитывали все воспитанники советской интеллигенции – вполне возможно, переход на сторону врага нашей элиты не прошёл бы так легко и естественно. Может, его бы и вовсе не было. А оно было и не встретило никакого сопротивления, словно возвращение на духовную и культурную родину – в «отечество сердца и воображения», как сказал какой-то автор XVIII века о Франции.

У предательства элит – толстый, унавоженный, любовно ухоженный, нанесённый за многие десятилетия культурный субстрат. Остановимся на нём.

Культурный субстрат предательства элит

В сознании нашего народа (или в «коллективном бессознательном» – если кто любит наукообразную терминологию) с незапамятных времён живёт бацилла. Своего рода ментальная зараза. Зараза низкопоклонства перед Западом. Иногда болезнь принимает острую форму, доходя до горячки с бредом, как это было в эпоху Перестройки и того, что ей воспоследовало. В то время, помнится, мой сын (тогда ему было лет десять) меня удивил. «Хочу, – говорит, – быть иностранцем». Не пожарным, не космонавтом, не героем – иностранцем. Ребёнок впитал общую атмосферу: лучшее – это иностранное, значит лучшие люди – иностранцы. Я хочу быть лучшим, значит, хочешь не хочешь, становись иностранцем. Вполне логично. Бывают периоды, когда очаг западнизма воспаляется, бывает – болезнь носит малозаметную, хроническую форму, но полностью никогда не исчезает.

Общепринятый взгляд: это началось это с эпохи Петра I, с его насильственной модернизации и европеизации дворянства. Именно Пётр привёз множество «немцев», у которых велел учиться. В результате, у русских людей сложился взгляд на европейца снизу вверх – как на учителя. Отсюда – принято считать – и наши давние традиции низкопоклонства. Классик русской литературы полунемец Герцен писал: «Мы до сих пор смотрим на европейцев и Европу в том роде, как европейцы смотрят на столичных жителей, – с подобострастием и чувством собственной вины, принимая каждую разницу за недостаток, краснея своих особенностей, скрывая их, подчиняясь и подражая. Дело в том, что мы были застращены и не оправились от насмешек Петра I, от оскорблений Бирона, от высокомерия служебных немцев и воспитателей-французов…» («Былое и думы». М. Правда, 1983, с.138).

Это, безусловно, верно. Но это скорее констатация факта, чем его объяснение. Почему за многие десятилетия и даже века мы так и не смогли «переварить» и преодолеть своего ученического положения? В конце концов, все народы мира, как и люди, учатся друг у друга, но потом – как-то выруливают на собственную дорогу и нередко превосходят своих учителей. В незапамятные времена итальянцы заимствовали свой национальный символ – макароны – в Китае, а англичане научились обрабатывать свою знаменитую шерсть во Франции, в Бургундии. Ну, научился – и иди дальше, развивайся. А мы свою второсортность своеобразно оберегаем, лелеем, словно боимся потерять. Не вполне понятно: почему мы-то так зациклились? Но об этом поговорим чуть дальше.

Сознание своей второсортности доходит у нас до мазохистского восторга.

Интеллигенты любят такую мысль: у нас же нет ничего своего! Моя приятельница-интеллигентка любит восклицать: «Нас нигде нет!» Посмотрите любую энциклопедию: там все имена западные, все открытия сделали они, всё изобрели немцы-англичане. Можно добавить, что и все наши руководящие учения – заимствованные: что марксизм, что либерализм. Меж тем, у нас были и есть идеи и люди, способные их производить. Но мы как-то их не ценим, сами себе не верим. Не верим, что способны придумать что-то ценное. Одновременно верим, что всё уже придумано «немцами».

Собственная, отечественная мысль кажется чем-то вроде художественной самодеятельности, а случись потребность в чём-то подлинно важном – надо обратиться к мысли западной.

Отсюда – жажда признания на Западе. Быть принятым на Западе, быть оценённым на Западе, бывать на Западе – это было неоспоримым и непререкаемым благом в сознании русского и советского образованного класса. А сознание советской элиты, которая и совершила акт выдающегося, исторического предательства своего народа и государства, о чём пишет Михаил Делягин, – это неотъемлемая часть сознания советского образованного класса. Собственно, их, мега-предателей, сознание – это и есть типичное сознание советского образованного класса; просто они оказались поэнергичнее обычного интеллигента: интеллигент лишь разговоры разговаривал, а они – действовали. И Горбачёв, и Чубайс, и Гайдар и все прочие – учились в советских институтах, слушали те же лекции, думали всё те же мысли, вели всё те же разговоры, что и нормальный советский интеллигент. Гайдар – так и вовсе трудился в том самом Институте экономики; там даже у лифта висело объявление, призывающее его сдать книги в библиотеку.

Между прочим, я вполне даже готова допустить, что Горбачёв в своём предательстве действовал изначально бескорыстно. Исключительно из нашей традиционной восторженности и радостной готовности распластаться перед Западом. Чтоб взрослые (Запад) похвалили маленького мальчика, признали своим. Чтоб экзальтированные западные обыватели махали флажками и орали: «Горби! Горби!» – вот радость-то, светлый праздничек, именины сердца. Да за это полстраны не жалко! Забирайте!

С Ельциным такая же история: ведь это ж надо, простой уральский парень – и вдруг принимают его на самом Западе, по плечу хлопают, за своего держат. В этом желании нравиться есть что-то ли детское, то ли женское, но никак не мужское, не мужественное – хлипкое.

Тургенев в мало читаемой (и очень напрасно!) повести «Дым» рассказывает: степной помещик, богатый, с трепетным пиететом входит в «позорную гостиную» какой-то дамы полусвета, шлюхи, по существу дела. «Где же это я? – думает он с восторгом. – У самой Адель!» В общем, повезло парню, жизнь удалась: признали на Западе. Таким вот степным помещиком (и правда ведь – из степи!) был Горбачёв.

К сожалению, уже в 70-е годы верхняя прослойка общества была – готова. Культ Запада достиг такого накала, что самый акт предательства прошёл мирно и без напряжения. «Рашку» слили.

Говорят, в ту пору общество, в частности, молодёжь, утратило идеалы. Ничего подобного! Идеал был ясен и крепок: Запад. Тогда редкие люди ездили за границу, но почему-то верили: ТАМ гораздо лучше, там всё сделано правильно, всё по уму. Такая была, выражаясь языком той эпохи, «чёткая идейная позиция». В житейски-практическом преломлении она выглядела как мечта как можно меньше присутствовать «в этой стране». Разумеется, всё это было максимально присуще столичной интеллигенции, провинция была более натуральной, почвенной и, следовательно, патриотичной. Я в 70-х годах училась в московском ин-язе: там я наблюдала недуг западнобесия в самых цветущих формах, но не только инъязовцы, но и вся московская молодёжная тусовка была ему подвержена.

Помнится в начале 80-х годов мне довелось недолго потрудиться в Минвнешторге. Там я обогатилась таким речевым оборотом. «Х. уехал в длительную командировку в Италию». – «А сколько он ЖДАЛ?» Находясь в «этой стране», можно было только ЖДАТЬ, ждать истинной жизни, которая начинается только ТАМ.

В те годы похвалой удачливому карьеристу, произносимой со смесью зависти и восхищения, было:«Из заграниц не вылазит».

Реального, так сказать, эмпирического, Запада никто в то время толком не знал, за микроскопическим исключением, но тем беззаветнее была всенародная любовь. Это и понятно: обожать сподручнее далёкое и неведомое – вроде как рыцарь прекрасную даму. Кстати, в той давней распре славянофилов и западников знатоками Запада были скорее славянофилы, чем западники.

Интеллигенция обожала западные книги, фильмы, журналы – всем этим полагалось восхищаться. Это была своеобразная интеллигентская корпоративная норма – восторг перед Западом. И не моги усомниться: заклюют. Свои же и заклюют. Всё, что можно было прочесть плохого или просто не феерически прекрасного о Западе, – всё это решительно отвергалось, как мерзкая в своём убожестве совковая агитка, придуманная большевиками, чтобы спрятать от народа земной рай – Запад.

Помню, как-то в 70-х годах подруга раздобыла журнал «Elle», мы его жадно прочли. Мне он показался дурковатым. «Ну тогда тебе надо читать «Работницу», – осадила меня подруга. Я, конечно, постеснялась признаться, что «Работница» кажется мне куда как умнее. Я даже сама, помнится, внутри себя устыдилась своей отсталости и провинциальности.

А уж на выставках вроде «Быт и моды Италии» стоял форменный лом, не протолкнёшься.

Я вспоминаю эту чепуху, чтобы воссоздать атмосферу. Мы все этим дышали. И покойный Гайдар, мой сверстник, дышал. И старшие товарищи Горбачёв с Ельциным…

Сегодня мы квохчем: ах, зачем мы стали насаждать западные модели, либерализм, то, сё… А как могло быть по-другому? Что любили, то и насаждали. Ах, зачем, зачем мы подарили Западу Восточную Германию? Полноте, да разве жалко чего-то для любимого существа? «Коль любить – так без рассудка» – это ведь про нас сказано.

На рубеже 80-90-х годов ВСЁ, приходящее с Запада, автоматически объявлялось феерически прекрасным и подлежащим немедленному «претворению в жизнь», как чуть раньше исторические решения очередного съезда КПСС. При этом, обнаруженное в какой-нибудь одной стране – немедленно объявлялось общечеловеческой ценностью и неопровержимым признаком цивилизованности. Суды присяжных или двухступенчатая система высшего образования – всё это объявлялось общечеловеческой ценностью. И плевать, что на самом Западе это скорее исключение, нам не до этих нудных подробностей, нам надо поскорее свалить ненавистный совок и заменить сияющим Западом. «Во всех цивилизованных странах…» – дальше можно было невозбранно нести любую бурду: возразить никто не смел.

Нельзя сказать, чтобы западнизму интеллигенции не пытались противостоять. Ещё при жизни Сталина была запущена кампания борьбы с так называемым космополитизмом и низкопоклонством. Началось с письма академика Петра Капицы Сталину о том, что у нас недооцениваются собственные достижения в области науки и техники. Собственно, Капица-то поначалу просто предложил издать книгу о наших технических изобретениях, сделанных раньше, чем на Западе.

***********************

Н. Бердяев писал, что душа русского народа – женственная, она всё «невестится» и ждёт «мужа», который всё организует и объяснит, как жить. Это чрезвычайно верно. Все наши основополагающие, руководящие и направляющие учения – западные: от ленинского марксизма до гайдаровского фритрейдерства. Налицо неодолимая потребность «отдаться», не жить своим умом.

Историческая легенда о призвании варягов – в высшей степени «бабья»: придите и всё организуйте. Может, ничего такого и не было (да, скорее всего, и не было), но самый факт, что выдумали именно это – о многом свидетельствует. Народная мечта: придёт кто-то умный и сильный, нас, дураков, научит и всё устроит, как сам знает. А мы в это даже и вмешиваться не будем. Зачем вмешиваться, когда он и сам всё знает.

Мечта вполне обломовская. Помните, Илья Ильич Обломов доводил свои дела до ручки, и тут появлялся кризисный управляющий немец Штольц и всё разруливал. Можно было и дальше не заниматься своими делами.

original-4811607

Это и есть тайный идеал нашего народа – не заниматься своими делами. Он широчайшим образом проявляется и на уровне частного существования, и в общей, народной жизни. Именно поэтому у нас не удаются даже вроде и незатейливые вещи: кондоминиумы, кооперативы. Неохота… Пускай нам наладят. Известно, что большевики после революции тоже ждали революции в Германии, поскольку надеялись, что заниматься хозяйственной работой им не придётся: из Германии приедет красный Штольц и будет заниматься народным хозяйством, в частности, промышленностью.

Известный историк Фурсов рассказал, что известный символ – серп и молот – непосредственно после революции означал союз промышленной Германии и аграрной России, а вовсе не союз рабочего класса и крестьянства. Такая трактовка родилась гораздо позже, когда поняли, что мировая революция не состоится и придётся заниматься индустриализацией своими силами. И ведь получилось!

Как только ослабляется давление в историческом котле, как только падает общая энергетика народа, немедленно появляется и овладевает массами мысль: ничего не надо выдумывать – сделаем по западному образцу, и всё получится прекрасно. Это, как микроб, который никуда не девается, но особенно мощно размножается в ослабленном организме.

Западнизм в нашем народе – это всегда упадок духа и воли, нежелание взять ответственность за свою жизнь на себя.

Может ли народный характер меняться? Конечно, может, хотя и медленно и трудно. Чтобы изменить свой характер, и отдельному человеку, и народу надо упорно и длительно работать над собой. Звучит, конечно, неприятно, но по-другому не получается. А чтобы работать над собой, надо честно и прямо взглянуть на себя. Не скрывая от себя недостатков, но и не выпячивая их с мазохистским наслаждением. Нужен труд самопознания. В чём мои сильные стороны, на которые нужно опираться? В чём слабые стороны, которые надо либо поправить, либо сделать так, чтобы они наносили как можно меньше вреда. Нужна самокритика без самоуничижения.

Критика – это в первую голову всестороннее познание, а не осуждение или ругань, как многие полагают. Самопознание (самокритика) – это труд. Неизмеримо легче посыпать голову пеплом и разразиться беспорядочными восклицаниями типа: дрянной народ! Нация рабов! Ничего у нас никогда не получится! Разрушили генофонд! Это просто, иногда эффектно, но всегда бесполезно.

Ещё проще – обижаться и возмущаться. И точно так же бесполезно. На самом деле, признать за собой слабость (как индивидуальную, так и национальную) не только не стыдно – необходимо. Это первый шаг к преодолению слабости. Отрицание слабости, напротив, загоняет её внутрь и только её усугубляет. Только признание и преодоление слабости создаёт силу. Сегодня нам очень нужна сила. А основой любой силы, от интеллектуальной до военной, является сила духа. Она правит бал, она – основа всего. Её можно увеличить. Нравственные мышцы можно так же накачать, как бицепсы и трицепсы.

Борьба с низкопоклонством – это борьба за личную активность. За то, чтобы заниматься своими делами в первом лице. Низкопоклонство преодолевается мужеством и активной самостоятельностью. Низкопоклонству противостоит личная ответственность, деятельная бодрость с ясным сознанием своего интереса и своих целей.

Человек, воспитанный в любви к русскому духу, к своему, к исконному – с неизмеримо меньшей вероятностью вырастет предателем, чем тот, кто воспитан на заёмных, интернациональных учениях.

И, разумеется, надо браться за большие дела и думать своей головой, без непременной оглядки на великомудрых западных учителей. Это трудно, но вполне достижимо.

То, что произошло с нашей страной – предстоит ещё долго осмыслять. Предательство элит – это заслуживает очень серьёзного размышления. Не поняв этого явления всесторонне или поняв поверхностно, – трудно нам будет двигаться дальше.

Источник материала